 |
|
Будучи верующими людьми, и Льюис и Толкин не стали создавать миры без Бога. Конечно, Льюис показал присутствие Творца гораздо яснее, выбирая для Хроник именно те моменты, когда Аслан действует в Нарнии явно (а ведь Он веками "не приходит из-за моря"). Толкин об Эру говорит редко, предпочитая фразы вроде "вас собрала здесь Судьба", но эта "Судьба" у него ближе именно к Промыслу Божию нежели "фортуне" и "року". Да и из "Сильмарилиона" яcно, что все происходящее - в "музыке Эру"...
В обоих произведениях главными героями являются существа заведомо слабые - дети и хоббиты. Именно они совершают самое важное и самое трудное, причем вовсе не от жажды подвигов или славы. В центр истории их ставит Аслан или толкиновская "судьба", подтверждая на них слова Христа: Сила Моя в немощи совершается...
Другое дело, что описывай авторы даже одну и ту же ситуацию в одном и том же мире, книги бы вышли совершенно разными.
Теперь о более "предметном" сходстве:
"Земля блаженных" лежит за морем.
Отец Рождество может
напомнить Майя, а Отец Время -
Вала. Но Льюисовские герои "более
традиционны", "более ортодоксальны", если
так можно сказать: и О. Рождество и О.Время
гораздо ближе к ангелам или святым - они не берут
на себя роль "малых богов"..
Еще до создания жизни в мир проникает злая сила,
уходит на север, строит подземный замок (вполне
возможно, что Подземье это
детище Джедис, построенное еще в первые века) и
извращает созданное.
Глубины Мира в Средиземьи заполнены
всякими жутями, в Нарнии же это Бисм.
Энты и духи деревьев.
В том числе - злых деревьев.
Корабли-лебеди (в Нарнии "Блистательный")
Дерево-защиты и Деревья Валинора
22Потомки людей и эльфов и людей и лесных и
речных божеств, звезд (кстати, интересно кто
Дочь Звезды: если она Звезда, то почему не на небе,
если они там с младенчества?.. -
По этому
вопросу поступило интересное
предположение от Штубеницкой Руфи (автор Дневника
Сьюзен): если бы жена Раманду была Звездой,
которая в это время находилась на небе,
то дочери естественнее быть с ней. Кроме
того, в "Серебряном Кресле" о Королеве
сказано "в ней была звездная кровь", и потому
можно предположить, что Раманду был женат
на земном существе..
Короны Нарнии и Дунаданов Севера.
Королевская власть.
Отношение к королевской власти в Нарнии хорошо
видно из слов Боровика ("Принц Каспиан" гл.5): "Вот
он, истинный король Нарнии.. Мы, звери, помним,
хоть гномы и забыли, что в Нарнии не было порядка,
когда сын Адама не восседал на троне... Это не
страна людей (кто может знать это лучше меня?), но
это страна, в которой человек должен быть
королем"... и из описания принца Рилиана: "Все
мгновенно утихли - как в интернатской спальне,
когда входит директор - как только увидели
принца. Никто не сомневался, что это был именно
он... Да, он был бледен, утомлен и растрепан. Но в
лице его сквозило нечто, присущее всем законным
королям Нарнии, кто правил по воле Аслана и
восседал в Кэр Паравале на троне короля Питера
Славного"
Подобное отношение мы можем видеть и у дунэдайн Средиземья, о чем в рунете есть замечательная статья Ольги Белоконь "История формирования идеи королевской власти у дунэдайн".
Но и Льюис и Толкин, конечно, опирались на
христианское понимание царской власти.
Об нем я много писала в статье "Царская Семья"
на Вабленическом сайте.
Гномы: и там и там они оч.
выносливы, но в Средиземье и больше и
благообразней и несклонны ко злу. Нарнийские,
пожалуй, ближе к родственникам Мима...
Драконы. В Средиземье это создания Мелькора. В Нарнии, похоже, были и добрые драконы - ведь был же каменный дракон в замке Белой Колдуньи (а про стоящего там же великана сказанно, что будь он злым, колдунья не обратила бы его в камень)
Эльфийская лодка с телом Боромира, прошедшая водопад, и прохождение через Водопад в Стране Аслана и Рипичипом на Краю Света...
И воссела Йаванна на зеленой траве, и долго пела песню могущества, в которую вложила все свои думы о том, что растет на земле. Ниенна же сидела молча и, задумавшись, орошала почву слезами. Тогда собрались валар послушать песнь Йаванна, и молча сидели на своих тронах совета в Маханаксаре, Круге Судеб, близ золотых врат Валмара; и Йаванна Кементари пела пред ними, они же взирали.
И вот у них на глазах на холме проросли
два тонких ростка. И в тот час молчание царило во
всем мире, ибо все звуки затихли, кроме голоса
Йаванны. И под эту песню ростки поднимались все
выше, и скоро сделались прекрасными и высокими, и
расцвели; и так появились в мире Два Древа
Валинора. Они прославлены более всех творений
Йаванны, и с судьбою их связаны все повести
Предначальных Дней.
У одного листья были темно-зеленые, а изнанка листьев сияла серебром, и с каждого из бесчисленных цветков подобно росе падали на землю капли серебряного света, и земля под деревом была испещрена тенями трепещущих листьев. На другом листья были ярко-зеленые, как молодая буковая листва, а края у них горели золотом. Цветы того дерева были подобны гроздьям желтого пламени, и каждый походил на рог, из которого струился золотой дождь, и цветы те изливали тепло и яркий свет. Первое звалось в Валиноре Тельперион, Сильпион, Нинквелоте и многими иными именами; второе же называли в песнях Лаурелин, и Малиналда, и Кулуриен, а также и иначе.
За семь часов каждое древо разгоралось в полную силу и снова угасало; и каждое снова просыпалось за час до того, как другое переставало сиять. И потому в Валиноре дважды в день наступал дивный час сумерек, когда оба древа светили слабо, и их золтые и серебряные лучи смешивались. Тельперион был старшим из деревьев, и первым достиг полного роста и расцвета; и первый час, когда распустился Тэльперион, и слабо разгорелся серебристый рассвет, валар не включали в счет часов, но нарекли его Часом Начала, и считали от него века своего правления в Валиноре. И в шестой час Первого Дня, и всех радостных дней, что последовали за ним, вплоть до Затмения Валинора, Тельперион сворачивал свои лепестки; и в двенадцатый час закрывала цветы Лаурелин. И каждый день валар в Валиноре насчитывал двенадцать часов и кончался в час второго смешения света, когда Лаурелин угасала, Тельперион же разгорался. А свет, который струился с деревьев, оставался до тех пор, пока не уходил в землю или его не разносило ветром. Росу Тельпериона и дождь, что струился с Лаурелин, Варда хранила в больших чашах, подобных сияющим озерам, и чаши те служили всей стране валар источником воды и света. Так начались Благословенные Дни Валинора; так начался Счет Времени. (О начале дней)
Изовсех чудес Валиронора самым дорогим стало для эльфов Белое Дерево и Йаванна выростила в Тирионе другое. Оно было во всем подобно первому, только не светилось...
..Корабли похожие на белых лебедей с золотыми клювами и глазами из темного янтаря. (Сильмариллион)
... Неожиданно из-за поворота выплыл
огромный лебедь. Вода с журчанием разбегалась
двумя полосами от его белой груди. Клюв на изящно
изогнутой шее сиял, словно полированное золото,
глаза блестели черными жемчужинами в оправе из
янтаря. Огромные белые крылья невиданной птицы
были слегка приподняты. Над рекой полилась
музыка. Только тут путешественники поняли, что
навстречу им движется ладья, формой бортов
удивительно похожая на птицу. Два эльфа в белых
плащах легко управлялись с черными веслами... (Властелин
Колец)
...Весьма обрадовались Солосимпи [?своим] птицам, невиданным ими ранее созданиям, обрадовались они и лебедям. И вот они уже путешествуют по озерам Тол Эрэссэа на плотах из упавших стволов, и некоторые впрягают в них лебедей, стремительно скользя по водам. Hо более отважные осмеливаются плавать по морю, и влекут их чайки: узрев сие, возвеселился Улмо. Ибо знай, что Тэлэри и Hолдоли принесли Манвэ немало жалоб на отделение Солосимпи, и Боги пожелали, дабы тех доставили в Валинор; однако не мог Улмо измыслить для этого никакого способа, кроме как просить о помощи Оссэ и Оарни, однако не пожелал унизиться до этого. Hо ныне спешит он домой, к Аулэ, и оба они безотлагательно отправляются на Тол Эрэссэа, и с ними Оромэ - и там впервые за пределами Валинора срублены дерева. Тогда Аулэ из распиленных сосен и дубов мастерит великие суда, схожие с телами лебедей, и обшивает их корой серебряных берез или.......... собранными перьями птиц Оссэ, покрытыми жиром, прибивая все это гвоздями, [?прочно] приклепывая и крепя серебром. И нос кораблей вырезает Аулэ в виде подъятой шеи лебедя, пустотелого и лишенного лап. И запряжены в них при помощи тонких, но весьма прочных веревок чайки и буревестники, послушные рукам Солосимпи, ибо к ним обратил Оссэ сердца птиц.
И вот на пляжах западных берегов Тол Эрэссэа и у Фалассэ Hумэа (Западный Прибой) собрался сей народ Эльфов, туда же приведено несметное число тех лебединых кораблей, и стоит над этим местом неумолчный крик чаек. Солосимпи же являются в великом множестве и заполняют пустые тела сих новых созданий искусства Аулэ, и все больше их родичей приходят к берегам на звук бессчетных свирелей и флейт.
Hаконец, все погружены, и чайки мощно стремятся в сумеречное небо, Аулэ же и Оромэ плывут на первом судне - оно больше прочих, влеко- мо семью сотнями чаек и сверкает серебряными и белыми перьями, а у лебяжьей головы, украсившей его, клюв золотой, а глаза из гагата и янтаря. Однако Улмо едет позади в своей запряженной рыбами колеснице и громко трубит в честь посрамления Оссэ и избавления Прибрежных Эльфов. (Утраченные Сказания)
...Элендилмир, белая звезда из эльфийского
хрусталя, прикрепленная к обручу из митриля, что
передавалась от Сильмариэн к Элендилу и была
утверждена им как знак королевской власти в
Северном Королевстве
(32). Каждый король и предводитель, правивший потом
Арнором, принимал Элендилмир, включая и самого
Элессара. Но то был великой красоты самоцвет,
сделанный эльфийскими мастерами в Имладрисе для
Валандила сына Исилдура, а не древнейшая
реликвия, что канула в Реку, когда погиб Исилдур,
и считалась утерянной навеки.
Элессар взял реликвию с собой, и
когда он вернулся на Север и восстановил полную
королевскую власть над Арнором, Арвен увенчала
его древним Элендилмиром; и люди, видевшие это,
молчали, пораженные великолепием. Но Элессар не
стал вновь подвергать Элендилмир опасности и
потом надевал его только в дни расцвета
Северного Королевства. А в королевском облачении
носил тот Элендилмир, что перешел к нему по
наследству. "Это тоже почетный знак, - говорил
он, - и он ценен для меня; сорок правителей (33)
носили его до меня." "Неоконченные
сказания; Гибель Исилдура"
Примечания.
1. Элендилмир упоминается в сноске в
Приложении А (1,iii) к "Властелину Колец":
короли Арнора носили не корону, а "просто белый
алмаз Элендилмир, Звезду Элендила, в серебряном
обруче, охватывающем чело". Это замечание дает
справку к другим упоминаниям Звезды Элендила в
ходе повествования. Но в действительности была
не одна, а две драгоценности с таким названием
(см. ниже).
25. Особое значение этого отрывка
состоит в том, что свет Элендилмира пробивался
сквозь невидимость, создаваемую Кольцом, надетым
на руку, - если его свет был виден тогда, когда
Кольца на руке не было; но когда Исилдур закрыл
голову капюшоном, свет погас.
32. Как сказано в повести "Алдарион и
Эрендис", Эрендис приказала, чтобы алмаз,
который Алдарион привез для нее из Средиземья,
"был укреплен, подобно звезде, на серебряном
обруче, и по ее просьбе он
[Алдарион - прим. перев.] возложил его на ее
чело". Поэтому она была известна как
Тар-Элестирнэ, Леди-со-Звездой-на-Челе, "и, как
говорят, так вошло в обычай, что короли и королевы
впоследствии носили подобный звезде белый
самоцвет на челе, и не было у них короны" (см.
прим. 18 к "Алдарион и Эрендис"). Эта традиция
не может не быть связана с Элендилмиром,
звездоподобным драгоценным камнем, что носили
как знак королевской власти Арнора; но сам
древний Элендилмир, упоминания о котором
восходят к годам жизни Сильмариэн, был в Нуменоре
(где, собственно, и находился изначально) до того,
как Алдарион привез для
Эрендис самоцвет из Средиземья, и это не может
быть один и тот же камень.
33. Точное число - тридцать восемь, с тех
пор, как второй Элендилмир был сделан для
Валандила (ср. прим.26). - В Повести Лет в Приложении
В к "Властелину Колец" записано, что в 16 году
Четвертой
Эпохи (по исчислению Шира год 1436), когда король
Элессар прибыл к Брендивейнскому Мосту, чтобы
встретиться с друзьями, он подарил Звезду
Дунэдайн Мастеру Сэмвайсу, чья дочь Эланор стала
придворной дамой королевы Арвен. На основе этой
записи м-р Роберт Фостер пишет в "Полном
Путеводителе по Средиземью", что "Звезду
(Элендила) носили короли Северного Королевства,
пока Элессар не отдал ее Сэму Гэмджи в 16 году
Четвертой Эпохи". В этом отрывке явно
подразумевается, что король Элессар вряд ли
оставил Элендилмир, сделанный для Валандила; мне,
однако, кажется спорным, что он мог преподнести
такой дар Мэру Шира, как бы ни был дружен с ним.
Элендилмир называли несколькими именами: Звезда
Элендила, Звезда Севера, Звезда Северного
Королевства; а Звезда Дунэдайн (упомянутая
только в этой записи в Повести лет), должна быть
чем-то иным, нежели в "Путеводителе" Роберта
Фостера и в "Толкиеновском Справочнике"
Дж.Э.А.Тайлера. Я не нашел других ссылок на это. Но
мне кажется, то были разные вещи, и Мастер Сэмвайс
получил иной (и более уместный дар).
...Большие узловатые ладони легли на их плечи, и
их повернули, мягко, но настойчиво; затем две
огромные руки подняли их.
Перед ними было совершенно необычное существо.
Оно походило не то на человека, не то на тролля, не
ниже четырнадцати футов, с длинной головой и
почти без шеи. Руки покрывала гладкая коричневая
кожа, вовсе не похожая на кору всего остального
тела. На огромных ногах было по семь пальцев.
Нижняя часть длинного лица заросла широкой седой
бородой, кустистой, у основания напоминавшей
тонкие прутья, а на концах похожей на мох. Но в
первый момент хоббиты не заметили ничего, кроме
глаз. Эти глубокие глаза теперь разглядывали их,
сосредоточенно, очень проницательно. Они были
коричневыми, в их глубине то и дело вспыхивал
зеленый огонек. Потом Пиппин часто пытался
рассказать о своем первом впечатлении от этих
удивительных глаз:
- Казалось, их наполняла вековая память и долгие,
медленные, размеренные размышления, а
поверхность их искрилась настоящим: так бывает,
когда солнце играет в кроне гигантского дерева
или на волнах очень глубокого озера. Не знаю, но
мне почудилось, будто что-то, что росло в земле
-сонное вроде как, - вдруг пробудилось и изучает
нас так же медленно, как жило на протяжении
бесконечных лет.
- Грумм, гумм, - пробормотал голос, низкий, как у
какого-нибудь деревянного духового
инструмента....
...Фангорн поднял одну большую ногу, затем другую
и направился к краю уступа. Корнеподобные пальцы
ног вцепились в скалы...
...Внезапно хоббиты увидели впереди широкий вход.
Два больших дерева стояли по сторонам, как живые
столбы ворот, и переплетеные ветви поднялись
прри их приближении. То были вечнозеленые
деревья, листья у них были гладкими и темными, и
таинственно мерцали в полумраке. За ними
открывалось широкое ровное пространство, как
будто в склоне холма вырезали большой зал. По обе
стороны на высоту более пятидесяти футов
вздымались стены; вдоль каждой стены стояли
деревья, высота которых возрастала по мере
продвижения внутрь. Дальний конец зала замыкала
отвесная скала, но у подножия была неглубокая
ниша со сводчатым потолком - единственной крышей
этого зала, если не считать ветвей, которые
внутри покрывали всю землю, оставляя лишь
широкую открытую тропу в середине. Маленький
поток падал сверху и разбивался, звеня, на
серебряные брызги, образуя возле ниши подобие
чудесного занавеса. Вода собиралась в каменный
бассейн между деревьями и бежала оттуда вдоль
тропы, чтобы присоединиться к Энтовой Купели в ее
странствиях по лесу...
...[Фангорн] опустил [хоббитов] на траву между
деревьями, и они пошли за ним к большой арке.
Хоббиты заметили теперь, что колени энта не
сгибались при ходьбе, но ноги ступали широко,
причем прежде всего в землю впивались пальцы ног,
очень большие и широкие.
Минуту Фангорн потоптался под водопадом, сделал
глубокий вдох, засмеялся и прошел внутрь. Там
стоял большой каменный стол, но не видно было ни
одного сиденья. В глубине ниши было уже темно. Энт
поднял два больших сосуда и поставил их на стол.
Казалось, что в них простая вода, однако он
подержал над ними руки, и кувшины начали
разгораться: первый - золотым, второй -
ярко-зеленым светом. В их сиянии ниша осветилась,
будто летнее солнце лилось сквозь покров молодой
листвы. Обернувшись, хоб-биты увидели, что
деревья тоже засветились, сперва робко, а затем
все ярче, пока каждый лист не оказался в кайме
света, зеленого, золотого или красного, как медь;
древесные стволы походили на колонны, выточенные
из самоцветного камня.
- Ну вот, теперь можно и поговорить, - сказал
Фангорн. -Полагаю, вы хотите пить, да и устали,
наверное. Глотните-ка вот этого.
Он направился к задней стене ниши, где хоббиты
увидели несколько высоких каменных кувшинов с
тяжелыми крышками. Он сдвинул одну из них,
зачерпнул из кувшина большим ковшом и наполнил
три кубка - один очень большой и два поменьше.
- Это дом энтов, - объяснил он. - Здесь не на чем
сидеть, но вы можете сесть на стол.
Он поднял хоббитов и посадил на огромную
каменную плиту, на шесть футов возвышавшуюся над
землей. Там они и сидели, болтая ногами и
потягивая из кубков.
Питье было похоже на воду, по вкусу очень
напоминавшую ту, что они пили из Энтовой Купели у
опушки леса, однако оно имело какой-то привкус,
которого они не могли описать; он был неотчетлив,
но напоминал запах дальнего леса, который
приносит прохладный ночной ветер. Действие
напитка сказалось сначала в кончиках пальцев
ног, потом постепенно поднялось до корней волос,
наливая тело силой и бодростью. Хоббиты
почувствовали, как волосы у них на головах встали
дыбом, начали виться, волнообразно шевелиться и
расти. Что касается Фангорна, то он, опустив ноги
в бассейн, осушил свой кубок одним глотком - одним
длинным медленным глотком. Хоббиты думали, что он
никогд* не остановится.
Наконец он отставил кубок.
- Ах-ха, хум, хм, теперь легче будет разговаривать.
Сидите, где сидите, а я лягу, тогда питье не ударит
в голову и я не усну.
С правой стороны ниши находилась большая кровать
на низких ножках, густо покрытая травой и
папоротником. Фангорн медленно на нее опустился -
лишь с намеком на изгиб посередине - и вытянулся
во весь рост, положив руки за голову, глядя в
потолок, на котором мелькали отблески, как
листья, играющие в солнечном свете. Мерри и
Пипинн сели рядом на подушки из травы.
...Энты уже собирались. Многие спускались по
тропам, некоторые шли следом за Фангорном.
Хоббиты смотрели на них во все глаза. Они ожидали
увидеть существа, похожие на Фангорна так же, как
один хоббит на другого, и были поражены, не
обнаружив сходства. Энты отличались друг от
друга, как деревья: некоторые - как деревья одной
породы, но разного возраста; другие - как одна
порода деревьев от другой - береза от бука,
например, или дуб от сосны. Там было и несколько
старых энтов, заросших бородами и сучковатых, как
кряжистые крепкие деревья (хотя старше Фангорна
не было никого), были и высокие сильные энты, с
чистыми ветвями и гладкой кожей, как зрелые
лесные деревья, но не было ни молодых, ни
подростков. Вместе их собралось около двух дюжин,
и столько же еще подходило.
Вначале хоббиты были ошеломлены разнообразием
форм, цвета, высоты, длины конечностей;
количество пальцев колебалось от трех до девяти.
Некоторые энты казались более или менее сродни
Фангорну, они напоминали буки или дубы. Некоторые
напоминали каштан: коричневокожие, с большими
руками и неуклюжими пальцами, с короткими
толстыми ногами. Некоторые походили на ясень:
высокие, стройные, с многопалыми руками и
длинными ногами; были энты, похожие на сосны (они
были выше всех), березы, рябины, липы. Но когда все
они столпились вокруг Фангорна, слегка покачивая
головами и бормоча что-то своими музыкальными
голосами, посматривая на незнакомцев долгими
внимательными взглядами, стало ясно, что это -
одно племя: у всех были похожие глаза, не такие
старые и глубокие, как у Фангорна, но все с таким
же вдумчивым выражением и с такими же зелеными
огоньками.
Наконец все собрались, и началась любопытная и
непонятная беседа. Энты медленно бормотали:
сначала один, затем вступал другой, пока все не
начали петь вместе в размеренном восходящем и
нисходящем ритме.
Э н т ы. Наиболее древним народом третьей эпохи были онодрим, или энты. Энтами они называются в языке рохана. Перворожденные в древние дни знали их, и перворожденным энты приписывают не только свой язык, но вообще способность говорить. Их язык не похож на все другие, он медленный, богатый гласными, аггломерирующий, со множеством повторений; в нем используется множество оттенков гласных, повышений и понижений тона, разная долгота звуков, и даже мастера сказаний среди перворожденных не пытались изложить его в письменности. Этот язык энты использовали только между собой, но они не нуждались в том, чтобы держать его в тайне: никто не мог выучить их язык.
Сами энты, однако, обладали большими способностями к языкам, изучали их быстро и никогда не забывали. Но они предпочитали языки самих перворожденных, а самым любимым их языком был язык высоких эльфов. Незнакомые слова и имена, которые хоббиты слышали от Древобрада и других энтов, эльфийские, это фрагменты эльфийской речи, соединенные по правилам языка энтов...
Тогда начал Мелькор рыть и строить большую крепость, под землей, за темными горами, куда едва достигали лучи Иллуина. И крепость та была названа Утумно. Валар еще ничего не ведали о ней, но злоба Мелькора и яд его ненависти источались оттуда, и отравляли Весну Арды. Зеленые деревья и травы начали гнить и болеть, реки забились водорослями и тиной и появились болота, зловонные и ядовитые, и развелся в них гнус и мошка; а леса сделались темными и опасными, и в них поселился страх; звери же обратились в рогатых и клыкастых чудищ, и запятнали землю кровью. (О начале дней)
О тех же несчастных, кто был захвачен Мелькором, мало что известно достоверно, ибо кто из живых спускался в пещеры Утумис или познал мрачные замыслы Мелькора? Все же мудрость Эрессе правдиво говорит, что всех тех Квенди, кто попал в лапы Мелькора до разрушения Утумис, заключили в темницы и медленными и жестокими действиями развратили и обратили в рабов. И из них Мелькор вывел отвратительную расу Орков - из зависти к Эльфам и в насмешку над ними, и Орки впоследствии стали наиболее ожесточенными врагами Эльфов. Потому что Орки жили и умножались подобно детям Илюватара: ведь Мелькор со времени его отступничества в Аинулиндале не мог создать ничего живого, даже подобия жизни. Так говорят мудрые.
Но глубоко в своих черных сердцах Орки таили отвращение к хозяину, которому они служили из страха - единственному виновнику их ничтожества.
Это, возможно, было самым подлым делом Мелькора, наиболее ненавистным Илюватару.
